УКРАИНА, 20 апр. - SV Development. Настоящая эпидемия банкротств банков в Украине показала, насколько важны для устойчивости банков не только объем их капитала, но и фактор владельца.

За несколько месяцев упала финансовая империя Н.Лагуна: все его банки — “Кредипром”, “Дельта”, “Астра” и “Омега” — признаны неплатежеспособными. Повторно введена временная администрация в банк “Надра” Д.Фирташа, ликвидированы “ВиЭйБи” О.Бахматюка, “Форум” В.Новинского и многие другие. Пошатнулись из-за значительного оттока средств финучреждения с российским капиталом. И если для населения есть шанс вернуть хотя бы часть своих сбережений через фонд гарантирования вкладов, то для бизнеса банкротство банка часто означает потерю размещенных в нем средств. Таким образом, определяя надежность банка, нужно обращать внимание и на то, какова у него структура собственности и какие риски с ней связаны.

До недавних пор в Украине, учитывая сложные схемы владения, акционирования и офшорирования, идентифицировать реальных владельцев банка было трудно. Это порождало ряд злоупотреблений, самое распространенное из которых — вывод активов через кредитование структур, официально с банком никак не связанных. Поэтому с начала года был внесен ряд изменений в ключевые законы и постановления НБУ, регулирующие формирование банковского капитала. В доступ информацию не только о прямых владельцах существенного участия в капитале банка, но и обо всех аффилированных лицах — юридических и физических, через которых осуществляется опосредствованное владение или решающее влияние (контроль) без формального владения. Кроме того, снижена планка раскрытия собственности с 10 до 2% владения.

Автор не поленилась и пересмотрела все отчеты о владельцах существенного участия банков на сайте НБУ и попробовала систематизировать риски, связанные с формированием капитала финучреждений.

По организационно-правовой форме отечественные банки могут выступать как публичные акционерные общества (ПАО) и как кооперативные банки. Последние в Украине пока что не представлены, так что все зарегистрированные финучреждения являются акционерными обществами. По типу владельца их можно условно поделить на три основных категории:

— контролируемые государственными органами;

— находящиеся во владении крупных международных банковских групп;

— банки частных владельцев.

Последняя группа — наиболее многочисленная. По построению структуры собственности разных частных финучреждений и по возникающим при этом рискам ее можно разбить еще на несколько подгрупп. Это разделение довольно условно, поскольку отдельные банки по наиболее характерным признакам можно зачислить сразу в несколько групп. Впрочем, судите сами.

1. Финансовые учреждения, которыми владеют крупные банковские или финансовые группы. Всего таких банков 24, и пока что — ни одного неплатежеспособного. Доля капитала материнских компаний колеблется от 30% в Мегабанке (по 15% принадлежат ЕБРР и KfW, признанному самым надежным учреждением 2014 г. по версии Global Finance) до 100% — как в Ситибанке или “ИHГ банк Украина”. Однако большинство банков этой группы имеют 96—99% капитала иностранного инвестора, и еще несколько процентов приходится на миноритариев.

Например, группе “Райффайзен Банк Интернациональ АГ” принадлежат 96,44% акций отечественного банка с иностранным капиталом, и еще 3,56% находится в собственности 104801 акционера. Что интересно, до недавних пор требования регулятора к прозрачности структуры собственности были одинаковыми для всех без исключения финансовых учреждений.

Однако изменениями, внесенными в марте в Закон Украины “О банках и банковской деятельности”, Нацбанк установил, что ключевыми участниками юридического лица являются граждане, владеющие 2% и больше его акций (и данные о них должны быть публичными), а у публичных компаний ключевых лиц нет. Публичными компаниями были названы иностранные юридические лица в форме ПАО, акции которых включены в биржевые списки. Таким образом, материнские банки украинских “дочерей” были освобождены от необходимости раскрывать своих акционеров до последнего физического лица. И это неудивительно, ведь как должен был бы выглядеть, например, отчет о структуре собственности того же “Райфайзен Банк Аваль”, если только у непосредственной материнской компании 11 млн акций из 300 млн принадлежат миноритариям.

Особенностью этой группы банков является возможность значительной поддержки со стороны материнских компаний, импорт технологий и управленческого опыта, а значит — более эффективный менеджмент. Вместе с тем, дочерние структуры российских финансовых учреждений в большей степени подверглись негативному влиянию фактора владельца, имеют более высокий относительный отток средств и, соответственно, риски. Также существует риск импорта кризисных явлений в случае финансовых трудностей в самих материнских банках.

Недавно был опубликован очередной рейтинг надежности отечественных финучреждений. В тройку лидеров вошли банки именно этой группы — Кредобанк, “Креди Агриколь” и Ситибанк, которые, благодаря эффективному менеджменту и поддержке материнских компаний, сумели выстоять в условиях системного банковского кризиса. Удовлетворительный рейтинг издание присвоило российскому Проминвестбанку, учитывая риски владельца.

2. Банки, контролируемые центральными органами государственного управления. Таких в Украине семь. По действующему законодательству, государственным считается банк, 100% капитала которого принадлежат государству. Таким образом, непосредственно государственных банков у нас лишь три — Ощадбанк, Укрэксимбанк и “мертворожденный” Государственный земельный банк. Последний, так и не начав как следует работать, ликвидирован постановлением КМУ еще в сентябре прошлого года, однако в списке неплатежеспособных не значится и отчеты (хоть и почти пустые) в НБУ сдает.

Еще три банка попали под контроль государства во время кризиса 2008—2009 гг. Тогда, по решению правительства, были докапитализированы за средства госбюджета Укргазбанк, “Родовид” и банк “Киев”. Доля государственного капитала в них — от 92 до 99,9%, кроме того, банк “Родовид” имеет статус санационного. Из этой троицы только Укргазбанк может считаться более-менее беспроблемным. Банк “Родовид” так и не начал работать как санационный, средства государству не возвращены, и Минфин решает, что с ним делать дальше. В банке “Киев” ничего принципиально не изменилось, и он уже во второй раз находится под временной администрацией НБУ.

Седьмым банком из этой группы является, вероятно, “Расчетный центр”, 77,7% капитала которого принадлежат непосредственно Национальному банку. Это клиринговый банк, созданный на базе ОАО “Всеукраинский депозитарий ценных бумаг” для обслуживания договоров на финансовых рынках.

В общем, говорить, что государственная собственность в капитале финучреждений — гарантия их безопасности, наверное, неправомерно, хотя системные банки, такие как Сбербанк и Укрэксимбанк, действительно имеют государственную поддержку. Однако в случае национального дефолта риск их неплатежеспособности существенно повышается.

3. Банки, в структуре собственности которых есть офшорные компании и фонды. Всего таких 13, и два признаны неплатежеспособными.

Наличие владельца, зарегистрированного на Кипре (который не является классическим офшором), еще не свидетельствует о высоком риске банка, ведь и крупными международными компаниями управляют кипрские холдинги для минимизации налогообложения при вывозе капитала. Поэтому неудивительно, что так поступают и иностранные владельцы украинских банков, например, гражданин Израиля и России И.Гуртовой, которому принадлежит “Платинум банк”. Банком “НЕОС” владеют девять граждан Кипра через свои холдинги, есть такие владельцы и в банке с иностранным капиталом “АСВИО”. И совсем неудивительно, что крупнейшие по объему прямые иностранные инвестиции поступают в Украину именно из Кипра.

Однако часто регистрация в офшорах является попыткой утаить или завуалировать фактического владельца, например из-за политических рисков. Так поступили, например, с российской “Альфой”. Весной 2014 г. зарегистрированная на Кипре компания ABH Ukraine Limited стала единственным акционером Альфа-Банка Украина. Почти 50% отечественного банка “Клиринговый дом” принадлежит двум иностранным гражданам, но через три кипрских холдинга и украинскую фирму. Похожая ситуация и в “Инвестбанке”, где между несколькими гражданами Панамы и банком есть “матрешка” из двух панамских и двух украинских фирм. Может ли регулятор “дотянуться” до таких владельцев? Вопрос открытый.

Реальные же схемы отмывания грязных денег связаны с настоящими офшорами. Это преимущественно островные страны, которые, кроме льготного налогообложения, гарантируют инвесторам полную секретность информации и не интересуются происхождением их капитала. По информации журналистов “Украинской правды”, типичная схема вывода грязного капитала из Украины приблизительно такова. Украинская компания регистрируется на компанию на Кипре (или в Нидерландах, Великобритании, Австрии), которая, в свою очередь, регистрируется на классический офшор: Белиз, Британские Виргинские острова, Антигуа, Джерси и десяток других.

Основные активы, в конце концов, оседают в этих островных засекреченных юрисдикциях, и самые рискованные транзакции проводятся именно там. Даже при условии, что конечный бенефициар банка известен, проследить движение средств очень сложно. Поэтому наличие в структуре владельцев банка таких офшорных фирм должно было бы настораживать. Интересно, что похожие схемы есть у довольно респектабельных финансовых учреждений. Скажем, банк “Петрокоммерц-Украина” — “дочка” российского ОАО Банк “Петрокоммерц”, а вот между последним и фактическими бенефициарами В.Алекперовым и Л.Федуном есть кипрский холдинг и трастовые фонды на нормандских офшорах. Такая же ситуация в банке “Форвард” (бывший “Российский стандарт”). Его владелец Р.Тарико больше предпочитает Британские Виргинские острова. В еще один банк российского владельца с офшорной схемой — “Энергобанк” — в феврале нынешнего года введена временная администрация.

4. В отдельную подгруппу можно выделить банки, принадлежащие украинским гражданам через ряд офшорных фирм. Яркие примеры — “Надра” Д.Фирташа, “Приватбанк” И.Коломойского, “ВиЭйБи” и “Финансовая инициатива” О.Бахматюка, “Таскомбанк” С.Тигипко, ПУМБ Р.Ахметова, “Банк Кредит Днипро” В.Пинчука.

Среди них есть зарегистрированные как банки с иностранным капиталом, но есть и отечественные, в которых первыми владельцами выступают украинские фирмы. К примеру, львовский бизнесмен Евгений Балушка через три фирмы-”матрешки” — одну панамскую и две украинских — владеет практически единолично отечественным Украинским профессиональным банком.

Пять киприоток в равных пропорциях управляют в пользу полтавчанина В.Матицина холдингом, а тот в свою очередь — двумя украинскими фирмами, которым принадлежит “Профессионально-финансовый банк”. А.Адаричу принадлежат два банка (Евробанк и ФИДО), в каждом из которых есть кипрские холдинги. Есть и схемы с классическими офшорами. Скажем, Виктор Пинчук “прячется” за четырьмя офшорными фирмами-”матрешками” — двумя кипрскими и двумя на Виргинских и Сейшельских островах. Неплатежеспособная “Астра” Н.Лагуна — цепочка из кипрского холдинга и фирмы на Белизе. Всего банков в группе — 16, и четыре из них уже признаны неплатежеспособными. Недавно был окончательно ликвидирован ВиЭйБи банк.

5. Наиболее многочисленная группа — банки с существенным участием (10% и больше) отдельных юридических или физических лиц. Таких 75, из них 13 — неплатежеспособные. Схемы формирования собственности самые разнообразные — от одного акционера до запутанных связей между фирмами, индивидуальными собственниками и членами их семей. Следует отметить, что, поскольку банки функционируют в форме АО, в части требований к структуре капитала они подпадают под нормы общего хозяйственного законодательства, если те не противоречат Закону Украины “О банках и банковской деятельности”.

Законом предусмотрено, что акционерное общество может быть создано одним человеком или состоять из одного человека (ст. 6 ЗУ “Об акционерных обществах”). Поэтому и банки могут быть в собственности только одного акционера. Так, ликвидированный Всеукраинский банк развития полностью принадлежал только Александру Януковичу, а неплатежеспособный Кредитпромбанк — Н.Лагуну. “Банк ¾” тоже принадлежит одному человеку — В.Ищенко. Однако большинство владельцев не настолько рисковые. Часто между фактическим бенефициаром и банком существует “прокладка”, например собственная фирма.

Но законодательством прямо запрещена ситуация, когда акционерным обществом владеет юридическое лицо, находящееся в собственности одного физического лица (ст. 4). Эту норму отечественные предприниматели обходят очень креативно. Вариант первый — владельцем банка является фирма и еще один-три человека, владеющие долей 0,000n% капитала (например, Вернум банк), или фирма-владелец имеет, кроме ключевого акционера, еще одного миноритария (например, Апекс-Банк). Вариант второй — между банком и владельцем есть несколько предприятий-”матрешек” (как и в ситуации с офшорами), ведь о едином собственнике фирмы — юридическом лице — в законе прямо ничего не сказано (”Вектор банк”, “Глобус”).

Ну и, конечно — размывание долей в капитале самого банка или владеющей им фирмы между разными родственниками — сыновьями и невестками, братьями и сестрами, в равных пропорциях и сугубо символически. Вот и получаются эдакие семейные подряды. Скажем, владельцами банка “Фамильный” являются два человека, прямо не связанных между собой. Но фактическим бенефициаром является сын одного из акционеров, который получил от обоих право голоса на все 100% акций.

Часто бывает, что единственным собственником банка — обществом с ограниченной собственностью — владеют несколько лиц, за которыми настоящий собственник просто прячется. Не менее популярный вариант, когда у банка довольно много миноритариев — от 10 до несколько сотен. Но общая доля их участия настолько мизерная (даже до 0,01%,), что можно говорить о единоличной собственности. Так, например, среди владельцев неплатежеспособного Укрбизнесбанка — 524 физических лица и 10 юридических, которым суммарно принадлежит целых 0,6161% капитала. Остальные 99,3838 % — одному человеку Н.Мищук через два ООО.

По мнению автора, на банки, имеющие только одного акционера, может ложиться и его персональный риск — политический или связанный с другим бизнесом (эффект домино), и даже добросовестный собственник просто не сможет докапитализировать свой банк. Ну и, конечно, в случае финансовых проблем можно просто вывести средства вкладчиков через разные схемы. Тогда остается надеяться на действенность нового законодательства по усилению ответственности связанных с банком лиц.

Еще несколько финучреждений в группе (”Львов”, “ТК Кредит”, “Экспрессбанк”) официально не являются банками с иностранным капиталом, однако их конечные бенефициары (хоть и не через офшоры) — иностранные граждане. Есть банки, у которых владельцев относительно много — десяток фирм, несколько ключевых акционеров — физических лиц, много миноритариев. Если собственность прямая, а акционеры между собой не связаны, — все более-менее понятно и прозрачно. Однако часто схема отношений между банком и владельцами и бенефициарами (в том числе между собой) настолько запутанная, что разобраться, кому на самом деле принадлежит финучреждение, очень сложно. Возьмем для примера банк “Львов”.

Это отечественное финучреждение принадлежит одной украинской фирме и еще нескольким десяткам акционеров с общей долей 0,1211%. А вот уже владельцами фирмы являются два нидерландских холдинга, а те, в свою очередь, принадлежат исландским гражданам и фирмам через целую паутину перекрестных связей. И если конечных бенефециаров увидеть как-то можно, то установить их настоящую долю практически нереально. Похожая ситуация в “Метабанке”. И совсем непонятно, кто конкретно будет нести персональную ответственность, если банк обанкротится.

6. Следующая группа близка к предыдущей. Это банки, в которых номинально нет владельцев существенного участия. На самом же деле часто капитал финучреждения разделен не между одним-пятью лицами, а, например, между 12-ю, так, что у каждого из них меньше 10% (скажем, неплатежеспособный “Стандарт”). До внесения изменений в законодательство таких владельцев можно было не раскрывать, а значит, и не было возможности выявить, какие структуры являются аффилированными к ним и не нарушаются ли соответствующие нормативы НБУ.

Еще ряд банков действительно имеет относительно много акционеров — от нескольких десятков до сотни. На сегодня финучреждения обязаны подавать информацию о всех ключевых лицах, владеющих долей 2% и более, или, если таковых много, — о 20 наибольших из них. Несколько банков за последний месяц уже успели изменить структуру и состав своих владельцев. Сейчас в Нацбанке считают, что финучреждения без существенного участия отдельных акционеров или не указавшие ключевых лиц — проблемные. И в самом деле, цифры красноречивы: треть из 18 в группе — неплатежеспособны.

Неудивительно, что в такой ситуации регулятор хочет, чтобы у банков был чуть ли не один конкретный собственник, который бы нес персональную ответственность. Но смог бы Национальный банк контролировать таким образом все банки, если бы их было не 182, а в десять раз больше, как, скажем, в Германии? Впрочем, регулятор вынужден действовать, исходя из наших реалий.

Кто бы стал обращать внимание на фамилии малых акционеров, если их тысячи, а акции свободно обращаются на рынке? Ведь одна из задач акционирования, кроме собственно формирования крупного капитала через аккумулирование мелких взносов, — диверсификация рисков, связанных с личностью владельца. Один владелец — и все его персональные риски ложатся на банк. Много акционеров — риск каждого из них несущественный, ведь в случае проблем акции просто продаются кому-то другому, а для банка ничего не меняется. Возможность сохранять неприкосновенным начальный капитал и увеличивать его без риска распределения между участниками — существенное преимущество акционерного общества перед, например, обществом с ограниченной ответственностью или частным предприятием.

Зачем тогда АО, если владелец только один? Законодательство многих стран содержит нормы, устанавливающие минимальное количество основателей и акционеров обществ как в целом, так и только в финансовой сфере. Такие ограничения существуют в Австрии, Люксембурге, Германии, Австралии, ЮАР и еще многих государствах. В США минимальное количество участников устанавливается только для финансово-кредитных учреждений. Так, основателем банка не может быть один человек, а желательно — 7—12 участников, но не меньше пяти.

А бизнес по-украински очень персонализирован. Маленькие семейные или собственные банки-”пылесосы” (за единичными исключениями), одни и те же фамилии, кочующие от учреждения к учреждению, как “переходящее красное знамя”, все более или менее значительное происходит только по личным связям… Как думаете, какие шансы быть докапитализированным у маленького банка, особенно если кризис, и у его владельца проблемы? Куда тогда пойдут наши деньги? Захотят ли банкиры отдать “семейный бизнес” чужим и незнакомым людям, проведя его настоящее акционирование и уменьшив свои доли? Что может сделать НБУ в ситуации с Н.Лагуном, у которого целых четыре банка-банкрота? Будет ли разработан механизм продажи активов Д.Фирташа, чтобы рассчитаться с вкладчиками банка “Надра”, особенно когда все формально принадлежит международным холдингам, а сам владелец находится под следствием в другой стране? И таких вопросов много.

Существует такая теория в банковской практике: “Too big to fail” (”слишком большой, чтобы обанкротиться”). К нашей же банковской системе можно применить противоположную — “Too small to survive” (слишком мал, чтобы выжить). Только одна цифра для иллюстрации: весь собственный капитал всех банков Украины на более чем миллиард евро меньше, чем собственный капитал одного польского PKO (владельца украинского Кредобанка), который даже не является крупным, по мировым меркам.

Справедливости ради следует отметить, что с акционированием в Украине пока все сложно. Инфраструктура и механизмы, позволяющие средствам мелких инвесторов (например, нас с вами) попадать на фондовый рынок, развиты слабо и практически не работают. А крупный капитал ограничен и занят своими проблемами. Уже давно и безуспешно пытаются продать своих украинских “дочек” несколько иностранных инвесторов. Не очень удачными были и попытки докапитализации ключевых отечественных банков, например, “Дельты”, через дополнительную эмиссию акций. Возможно, выход в кооперировании?

Не секрет, что большинство отечественных банков создаются не для удовлетворения потребностей клиентов и экономики, а для обеспечения собственных бизнес-интересов. А наибольшая проблема нашей банковской системы — в отсутствии доверия вкладчиков. Забирали бы украинцы деньги из банков, если бы были там не просто клиентами, а дольщиками? Кому больше будут доверять граждане — чужим карманным банкам, или тем, где владельцы — они сами? Ответ очевиден. И неудивительно, что по заключениям МВФ наиболее устойчивыми во время мирового финансового кризиса оказались именно кооперативные финансовые учреждения.

Сегодняшние шаги НБУ по усилению ответственности и обеспечению прозрачной структуры собственности — вынужденные и оправданные. Но стоит задуматься на будущее, кто и как должен быть хозяином отечественных банков. А пока, выбирая банк, поинтересуйтесь, кто и каким образом им владеет.

Консалтинговая компания "SV Development"